В магазине не было ни единого покупателя. Скучающая за прилавком Паутова, увидев вошедшего Бирюкова, расплылась в такой радостной улыбке, будто наконец-то встретила долгожданного гостя:
— Здравствуйте, дорогой землячок. И как это надумали заглянуть в мою лавчонку?
— Здравствуйте, тетя Броня, — по привычке с детства поздоровался Антон. — Дед Матвей у нас без рафинада остался.
Располневшая с годами еще больше, низенькая ростом Паутова, словно колобок, метнулась вдоль прилавка и услужливо подала коробку с расфасованным сахаром. Бирюков расплатился и стал разглядывать заложенные и заставленные всякой всячиной магазинные полки. Ему хотелось ненавязчиво начать разговор с заведующей сельмагом, осведомленной «лучше, чем по радио», местными новостями. Однако Паутова, не сдержав любопытства, опередила его:
— Как там, Антон Игнатьич, насчет Тамарки Тиуновой, дело не прояснилось?
Бирюков пожал плечами:
— Дело ясное, что дело — темное.
— Темное, Игнатьич, очень темное… Видать, колдовское богатство, как ни крути, счастья не приносит. Не стала я вчера следователям говорить, но перед тобой, земляком, скрывать не буду. Незадолго до вчерашнего дня состоялся у нас с Тиуновой откровенный разговор. Советовала я Тамарке передать гайдамачихинские деньги государству. Она сначала колебалась, потом согласная со мной стала, да, видно, замешкалась. Тут нечистая сила и попутала ее…
— Тиунова что-то вам рассказывала?
— Чего и зачем, Игнатьич, мне рассказывать? Я сама все видела, — Паутова посмотрела в окно. — Для тебя не секрет, что моя усадьба напротив Тиуновой, как вот Маринки Зорькиной, через дорогу. Не хотелось бы, да и то увидишь. К тому же, вдобавок, дворовая собачка Торчкова последнюю неделю прямо извелась лаем — заснуть невозможно было. Я думала, к Кумбрыку кто-то повадился. Не утерпела в последнюю ночь, приподняла оконную занавеску — возле торчковского двора никого нет, а от Тамаркиной избы вроде как женщина — бегом к озеру!..
— Не на кладбище?
— Нет, Игнатьич, поверь моим глазам, к озеру побежала.
— Не Тамара Тиунова?
— Ни-ни, Игнатьич! Тамарка ж недавно почти наголо волосы обстригла, а у той я приметила такие растрепанные космы, как у ведьмы. Наверное, привидение…
— Это не Торчков о привидении вам рассказал?
— Ей-богу, Игнатьич, сама видела! Кумбрык за последнее время на летающих тарелках помешался. Вечером на днях иду с работы, а Торчков, мокрешенький с ног до головы, в земле, как черт, вывалянный, от Потеряева озера бежит. Спрашиваю: «Что с тобой, Кумбрык?» А он глаза вытаращил: «Молчи, Бронислава! Щас инопланетная тарелка малость не на башку мне приземлилась». Да как ругнется в сердцах, дескать, нашли аэродром, сморчки зеленые! Видать, вправду что-то серьезное свершилось у озера. Обычно Кумбрык грубых выражений не употребляет, а тут, наверное, допекли его, коль он так простонародно выразился.
— А что за электрик Гуманов в Березовке появился, о котором Торчков рассказывает?
— В этот раз Кумбрык ничего о Женьке Гуманове не болтал, перепуганный сильно был. — Паутова вдруг понизила голос: — По секрету, Игнатьич, могу сказать, что Женькина фамилия придумана. Я отца его с довоенной поры знала. Из Ярского мы с ним. И всегда Андрей, Женькин отец, был Тумановым, а не Гумановым.
— Где он теперь? — заинтересовался Бирюков.
— Женька говорил, будто нынешней весной помер в Новосибирске.
— Кто же фамилию изменил: отец или сын?
— Этого не знаю, Андрей после войны в здешних местах не появлялся. Его вообще пропавшим без вести считают. Извещение такое старикам Тумановым в войну приходило.
— Как же вы сына его узнали?
— По лицу. У Женьки, как у Андрея, нос на семерых рос, да одному достался. Вот так-то, дорогой Антон Игнатьевич… А Торчков инопланетным жителем обзывает Женьку. Сам Женька тоже постоянно разыгрывает Кумбрыка. Как вместе сойдутся, живот от смеха над ними надорвешь. Кумбрык все исподтишка, намеками Женьку пытает, а тот вроде пужается его…
— Говорят, последнее время Гуманов часто у Тиуновой бывал?
— Похаживал Женька к Тамарке, особенно, как она Павлика своего выгнала да от Гайдамачихи завещание получила. Дело, понятно, житейское. Любовь не картошка — не выбросишь в окошко.
— А не деньги Гуманова интересовали?
Паутова задумалась:
— Зарплата у электрика, конечно, не председательская. Мог Женька вполне заинтересоваться наследством. Но, если с другой стороны посмотреть, вроде это не похоже на него. Мужик серьезный, не крохобор. Работает хорошо, в свободное время рыбалкой занимается. До самого острова на надувной лодке уплывает. Большущих щук оттуда привозит и бесплатно их раздает. Меня много раз свежей рыбкой угощал.
— А о Тиуновой какое ваше мнение?
— Худого ничего о Тамарке не скажу. Простецкая женщина… была или, как теперь говорить, не знаю. И наружность имела приятную, пока волосы не обстригла. По моим приметам, Женька Тамарке нравился. Мужик он — не чета Павлику. Сам по себе Павлик тоже не плохой мужичонка, но очень уж слабохарактерный — ни от одной рюмки не может отказаться. А как примет хмель, ревновал Тамарку до оскорбления. Трудно с такими мужьями жить.
— Может, Павлик вымогал у Тиуновой деньги?
— Ему, понятно, всегда рубля не хватало, но он не из тех, которые добывают рублевки обманным путем. Когда с Тамаркой жил, часто у меня то трешку, то пятерку перехватывал. И не было случая, чтобы не вернул. Если не сам, то Тамарка с получки расплачивалась.