Завещание ведьмы - Страница 2

К оглавлению

Дремавший судмедэксперт Борис Медников внезапно топнул ногой и суровым басом, будто скомандовал:

— Не перебивай, ядрено-корень!

Все удивленно посмотрели на него. Подполковник вопросительно вскинул брови:

— Что с тобой, Боря?

Медников приставил к правому уху ладонь:

— Я грю, чо гришь?..

Следователь Лимакин засмеялся:

— Мозги у доктора провернулись.

— Сам ты провернутый, — флегматично отпарировал судмедэксперт. — Бирюковского деда Матвея вспомнил. Ух, не любит старик, когда его перебивают в разговоре или шепотом с ним говорят. А еще запомнился мне в Березовке «смертный враг» Гайдамачихи — худенький такой мужичонка с оригинальным прозвищем «Кумбрык».

— Колхозный конюх?.. — глядя на Антона, с улыбкой спросил прокурор.

— Бывший, — уточнил Антон. — Теперь Иван Васильевич Торчков на пенсии.

— С чего ему такое прозвище дали?

— Любит рассказывать, о своем фронтовом командире кавалерийской бригады, но вместо «комбриг», у него получается «кумбрык». Да у Торчкова многие слова на свой манер: павильон — наполеон, универмаг — ермак, зоотехник — завтэхник, невыносимо — невозносимо…

Глава 2

За разговором чуть не проехали поворот на Березовку. Старый почтовый тракт, круто сворачивающий вправо с укатанного автомашинами щебеночного шоссе, нырнул в густой смешанный лес. Заросшая по обочинам высокой травой дорога походила на ровную узкую просеку. Промчавшись по лесу, «уазик» опять вырвался на простор и легко поднялся на пологий берег Потеряева озера. Отсюда, с возвышенности, вытянутая по сибирскому обычаю одной длинной улицей, Березовка была как на ладони. Рядом со старинным бревенчатым домом колхозной конторы стоял раскрашенный яркими лозунгами недавно построенный сельский Дом культуры, возле него — типовой кирпичный сельмаг. Даже вросшую в землю избушку Гайдамачихи в самом конце села и ту разглядеть можно. В запустевшем Гайдамачихином огороде — низенькая черная банька, а за огородом — укрытое среди берез и огороженное штакетником сельское кладбище. У околицы, на берегу озера, желтел добротными свежими бревнами недостроенный двухэтажный особняк с высокой крышей под шифером.

— Красота, как… в Швейцарии! — резко сбросив газ, произнес шофер.

Подполковник иронично прищурился:

— Часто там бываешь?

— Где?

— В Швейцарии.

— Ни разу не был, на картинках видал.

— А-а-а, — вроде бы с разочарованием протянул подполковник и, тронув за рукав Бирюкова, показал взглядом на недостроенный особняк. — Роскошный домина. Наверное, это и есть Гайдамаковой?..

— Она начинала стройку, — сказал Антон. — На этом месте, по словам стариков, раньше трактир находился.

— Красивое место. Здесь в прошлом и паромная переправа на Ярское была?

Бирюков рукою указал на торчащие у берега почерневшие столбы:

— Вон остатки причала.

Гладышев повернулся к деревне. Словно рассуждая вслух, проговорил:

— А где же тут жила доярка Тамара Тиунова?..

Антон глянул на небольшой домик через усадьбу от старой избушки Гайдамачихи, возле которого столпилось около десятка женщин.

— Судя по собравшемуся народу, там…

Через узкий проулок между огородами «уазик» въехал в деревню. Тотчас у машины появился участковый инспектор — коренастый пожилой капитан милиции. Привычно козырнул:

— Здравия желаю, товарищи!

— Здравствуй, Кротов, — первым выбираясь из машины, поздоровался Гладышев. — Что у тебя случилось?

— Происшествие, товарищ подполковник, — понизив голос, ответил участковый. — Исчезла молодая женщина. Вчерашним вечером видели ее вполне здоровой. В задумчивости сидела на берегу Потеряева озера, а сегодня не вышла на работу. Когда мне сообщили об этом…

— Кто сообщил?

— Доярка Таня Инюшкина. После утренней дойки у колхозной конторы встретились и говорит: «Михаил Федорович, Тамара Тиунова чего-то на работу не явилась, пришлось ее коров доить. Сейчас забежала к ней узнать, но случилось, а изба распахнута, и котенок в комнате мяучит. Я побоялась в избу заходить, окликнула Тамару — она не ответила. Никогда раньше такого не было». Сообщение Инюшкиной меня, понятно, насторожило. Решил безотлагательно проверить тревожный сигнал. Вместе с Таней направился к избе Тиуновой. Дверь и вправду открытой оказалась. В избе никого нет. С потолка веревочная петля свисает, а на полу кровавые пятна. Считаю нужным добавить, что на кровати вроде бы какая-то записка лежит…

— Что ж, придется начинать, как водится, с осмотра, — сказал прокурор.

Пригласив из числа присутствующих женщин двух понятых, участники следственно-оперативной группы друг за другом вошли в избу, разделенную дощатой перегородкой на небольшую кухоньку и почти такого же размера спальную комнату. В спальне с вделанного в потолок большого крюка, на каких раньше подвешивали детские люльки, свисала короткая пеньковая веревка с петлей на нижнем конце. На петле виднелись бурые пятна, словно за нее хватались окровавленными руками. Несколько кровяных пятен было на полу. Здесь же валялись скомканная окровавленная кофточка и опрокинутая набок табуретка с отломленной ножкой. Возле табуретки сидел черный крохотный котенок и безостановочно, как заводной, мяукал.

Антон Бирюков по оперативной привычке обвел взглядом комнату. У левой стены стояла опрятно заправленная кровать с высокой горкой пухлых подушек. На цветном покрывале белел исписанный неровным крупным почерком тетрадный листок. Рядом с кроватью стоял простенький шифоньер с открытой дверкой. В нем висели на плечиках несколько женских платьев и кофточек. Небольшое оконце было прикрыто белой ситцевой занавеской. На подоконнике сквозь занавеску просвечивался горшочек с цветущей геранью. В переднем углу темнела старая доска-икона, на которой с трудом можно было разглядеть лик Николая-угодника. Перед иконой висела на трех серебряных цепочках позолоченная лампадка с застывшими по краям потеками воска от сгоревшей до основания свечи.