Завещание ведьмы - Страница 3

Пока эксперт-криминалист Семенов щелкал ослепительной фотовспышкой и тщательно соскабливал для последующего исследования пятна крови, Бирюков тихо спросил стоявшего рядом Кротова:

— Тиунова верующей была?

— Со старухой Гайдамаковой она дружбу водила, — прошептал в ответ Кротов и скосил глаза на икону. — Этот пережиток старины из Гайдамачихиной избы сюда перекочевал.

— А вообще Тиунова как?..

— Ни в чем предосудительном не замечалась. Вот только, буквально на днях, остригла под машинку голову и ходила повязанная платком, как старуха. Предполагаю, может, вера такая есть, при которой женщины стригутся?..

Бирюков, задумавшись, промолчал.Когда криминалист управился со своими делами, следователь в присутствии понятых начал осмотр места происшествия. Прокурор и подполковник Гладышев, заложив за спину руки, склонились над лежащей на кровати запиской. Антон подошел к ним и тоже стал читать:

...

«Господь Всевышний! Прости, Милостивый, мой смертный грех. Не по воле разума он сотворен, а по велению Нечистой Силы, опутавшей и замутившей меня. Нет мне спасения от Злого Духа ни днем, ни ночью. Нет больше сил и нет другого выхода, как уйти из мирской жизни. Прими, Милостивый, в свой стан. Пригрей мою грешную душу. Аминь! Аминь! Аминь!»

Дважды перечитав записку, Бирюков глянул на продолжавшего мяукать котенка. Оказавшаяся в числе понятых заведующая Березовским сельмагом — низенькая, как колобок, Бронислава Паутова, которую в Березовке издавна все подростки называли тетей Броней, перехватила взгляд Антона. Дрогнувшим голосом негромко сказала:

— Молочка б котику плеснуть. Кажись, со вчерашнего вечера не кормлен.

— В селе у Тиуновой родственники есть? — спросил прокурор.

— Никого у нее здесь нет, — ответила Паутова. — Три года назад из Новосибирска Тамарка к нам заехала с мужем. Мужик сбился с пути, ушел калымить к шабашникам, какие Гайдамачихе новую двухэтажку строили. Теперь в Серебровке на строительстве колхозной фермы работает.

— Сюда не приезжает?

— А чо тут приезжать — Серебровка рядом. Иногда приходит, чтобы покуражиться перед Тамаркой.

Мяуканье котенка стало походить на осипший писк.

— Унесите его на улицу, — попросил Паутову прокурор. — Пусть кто-нибудь из женщин к себе в дом возьмет, накормит.

— Ой, нет! — испугалась Паутова. — Накормить, конечно, накормят, а в дом — никто не возьмет. Это ж колдовский котик, от Гайдамачихиной кошки.

— Что еще за колдовство? — заинтересовался прокурор.

— Ой, не знаю. Это в Березовке так говорят.

— Что говорят?

— Да болтают, что попало… — Паутова приподняла руку, словно хотела перекреститься, но вовремя спохватилась. — Вы, граждане следователи, шибко не верьте нашенским сплетням. Тамарка хорошая была. Не понятно, чего она тут натворила, или с ней кто-то беду сотворил…

— Какого возраста Тиунова?

— На прошлой неделе двадцать четыре года исполнилось. Два килограмма дорогих конфет у меня, в сельмаге, покупала, чтобы подружек с фермы угостить.

На этом разговор прокурора с Паутовой оборвался. Бирюков прошел из спальни через прибранную кухоньку с чисто вымытым полом в тесные пустые сенцы. Здесь тоже, как и на кухне, пол был вымыт, даже выскоблен до желтизны. Видимо, только вчера Тиунова сделала в избе основательную приборку. Постояв в раздумье, Антон приоткрыл дверь из сенец в кладовку — стены и потолок кладовки были увешаны пучками высушенных трав. Такого разнообразного запаса лечебных растений Антону не приходилось видеть. Пустырник, душица, полынь, мать-и-мачеха, красавка, подорожник, кровохлебка и еще множество каких-то трав источали столь сильный запах, что голова начинала кружиться. Бирюков прикрыл дверь и вышел на свежий воздух, в освещенный солнцем двор, заросший курчавой муравой. Он хотел было подойти к односельчанам, но из соседнего двора, отделяющего усадьбу Тиуновой от избушки Гайдамаковой, вдруг послышалось:

— Здорово, Игнатьич!

Бирюков повернулся на голос. Облокотившись на покосившуюся изгородь из жердей, стоял морщинистый Торчков и, словно демонстрируя два ряда вставных зубов, безмятежно улыбался:

— Здравствуйте, Иван Васильевич! — Антон подошел к старику. — Как живется?

— Жизнь с каждым годом становится забавнее. Главное в ней — водились бы деньжата.

— И как лично у вас с деньжатами?

— Лучше всех, но никто не завидует. А куда мне, Игнатьич, деньги? Вином я теперь злоупотреблять перестал, барышнями не увлекаюсь. Живу по шутейной присказке: кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет.

— А если серьезно?..

— Если по-сурьезному, то вдвоем с Матреной две пенсионных сотни получаем. Плюс, как говорят по телеку, личное подсобное хозяйство, обеспечивающее нам полное материальное благополучие. Проще говоря, пенсионные сотняги расходятся на мелкие расходы. К примеру сказать, недавно цветной телевизор приобрели, дак мне с ним… и бутылки не надо. Так, холера, красиво показывает — не оторвешься. Щас вот только по второй программе смотрел кино про инженера Гарина. Смысл в том, что башковитый изобретатель придумал гипельболоид. Хотел, агрессор, весь мир световым лучом уничтожить, да ни хрена у него не получилось — наши чекисты за шкирку взяли. Не поверишь, Игнатьич, настолько завлекся кином, что прозевал, когда милиция к моей соседке подкатила… — Торчков вдруг понизил голос: — Неужели крякнула Томка?..

— Исчезла куда-то.

— Во учудила чудачка. Хочешь, Игнатьич, верь, хочешь — проверь: доканала-таки ведьма свою ученицу. Сколько раз по-соседски предупреждал Томку: «Брось якшаться с Гайдамачихой». Куда там! Не послушалась, горемыка. А я, как в воду глядел. Случаем, не слыхал про ведьмино завещание?